"Убить жида" Романа Неумоева

...В этой стране не принято плакать.
Здесь каждый день выпускается столько
Войной закаленного сталепроката,
Что Сталиных хватит надолго.

Квадратные дыры тюремных коридоров,
Железные двери военных кордонов,
Кровавая пена столетних раздоров,
Литые круги перекошенных ртов.

О, моя Северная страна.

Когда и если через много лет кому-то придет в голову составлять историю нашей музыки конца 1980-х и начала 1990-х, то окажется, что группы важнее Инструкции по Выживанию тогда просто не было. Инструкция не просто составила радикально новую и по тем временам революционную идеологему, не просто выстроила в дополнение к ней небывалый в России плотный и мощный гитарный звук -- ИПВ осуществила органическое взаимодействие этих двух элементов (мистического национализма и готического звучания), добившись того, к чему безуспешно стремились Sisters of Mercy и Fields of the Nephilim. Вместо худосочного оккульта с пришепетываниями, прямо и безыскусно: "Убить жида". Как это свеже, да. Сколько драйва.
"Инструкция по Выживанию" была еще в 1985-м году, но тогда ее никто не знал. Известность Инструкция получила, по легенде, из-за публикации в первом номере издаваемой Неумоевым "Сибирской Язвы" беседы Летова и участников формации ИПВ Панки в своем кругу. Неумоев в то время уже был вокалистом ИПВ, хотя большую часть песен писал все еще Кирилл Рыбьяков; та же встреча с Летовым зафиксирована на культовом бутлеге "Инструкция по Обороне", впоследствии тоже изданном УР-Реалистом.
Немиров, в то время отбывавший ссылку в Надыме, говорят, радовался, что отсутствовал, иначе "тоже бы там был, и тоже бы говорил". Раздражение Немирова понятно, поскольку именно тогда (а это была по сути первая публикация и Летова и ИПВ) была зафиксирована совершенно нетипичная для соврока ориентация на тотальную метафизику. Летов сам определял панк так:
...Есть такая притча Николая Волкова, диссидента такого. Были некие люди, каким-то образом попали они в сундук и жили там год за годом. Жили, забыли, что за сундуком делается, сажали картошку. А так как сундук был закрытым, потому что его нечистая сила закрыла на замок, там не было свежего воздуха, света - было темно, сыро, душно. Но они привыкли, им казалось, что все нормально. Росли они рахитами, слабыми, с бледными лицами. Но дужка замка однажды заржавела и сломалась. Поток свежего воздуха зашел в сундук, ну, и там люди обалдели, смотрят - такой свет, такой воздух, сначала подумали, что задыхаются, а самые любопытные полезли к крышке, стали выглядывать. А нечистая сила стала опять крышку закрывать, а люди то локоть, то голову на край кладут. Крышкой-то эти локти-то прищемит или оторвет совсем. Но за счет того, что кто-то голову постоянно кладет, крышка не закрывается, поэтому хоть слабый, но какой-то поток свежего воздуха в сундук идет. Вот такая ситуация. Я считаю вот что: то, что у нас делают рокеры и панки, это вот то самое и есть.
Еще важный момент, впервые сыгравший в "Панках в своем кругу" (а впоследствии послуживший рычагом к созданию группы Коммунизм) -- ориентация сибирского панка на московский концептуализм, Мухоморов и ДК. Конечно, у ИПВ оно никогда не было столь явно, как у Летова, но парадоксальная для панка тенденция к усложнению музыкальной формы и резким концептуальным ходам определила на много лет развитие не только ИПВ, но и Чернозема и Кооператива Ништяк -- возможно, в большей даже степени, чем Летова самого.
После появления "Панков в своем кругу" в издававшейся тиражом в 7 экз. Сибирской Язве, этот текст был немедленно перепечатан (с различными изъятиями) в десятке разных самиздатских журналов, общим тиражом, наверное, за несколько тысяч.
И в "Панках в своем кругу" и в произошедшей тогда же записи Инструкции по Обороне вполне очевидна ориентация на "остросоциальность" и популяризованный Огоньком Коротича антисоветский дискурс, доминировавший тогда в совроке: клеймятся любера, Память, а в ИПО Неумоев еще и исполняет песню "Империя" о притеснении свободолюбивых народов СССР. Тем поразительнее произошедший буквально через год поворот на 180 градусов в политике ИПВ и (немного времени спустя) Летова. Мне хочется объяснить этот поворот изначальной ориентацией на метафизику, которая плохо сочетается с огоньком и коротичем. Оно же и объясняет, почему Немиров, изначально чуждый всякой метафизике и чертовщине, так и остался приверженцем США, Огонька и "рынка".
В любом случае, этот поворот оказался гениальным маркетинговым ходом, навсегда запечатлевшим Инструкцию по Выживанию в нашей истории. Дело в том, что "рок" позиционируется и отчасти позиционирует себя как нечто урожденно западное и западническое; западные журналисты весьма удивляются вообще факту существования национально ориентированного и тем более анти-западного рока (как, например, в Сербии). А между тем, и поп и рок -- это орудие пропаганды, и то, что он пропагандирует западные ценности на Западе, совсем не значит, что он должен пропагандировать их где-либо еще.
В России рок был либо аполитичный, либо либерально-западнический; спектр этот отчасти разнообразился радикализмом Телевизора, ГО и Наутилуса, но лишь отчасти, поскольку то, что они говорили, через год-два повторяли все уже масс-медиа, от "твой папа -- фашист" до "выйду босиком и пойду зажигать наш дом", особенно конечно последнее. Единственным исключением была баптистская группа Трубный Зов, но она только подтверждала правило, будучи сосудом для пропаганды баптизма и голоса америки, да и говенным весьма.
Был, конечно, Жариков (ДК), к тому моменту чуть ли не вступивший в Память и печатавший статьи против жидов и коммунистов в различных изданиях национальной ориентации. Но жариковские эскапады производили впечатление тонкого, и не сильно чистоплотного издевательства -- уж в чем-чем, а в идеализме его заподозрить никто не мог. ИПВ ж были (или казались) эстетами и идеалистами.
Трудно описать, какой фурор произвело исполнение Инструкцией неумоевской песни Убить Жида, за которую песню ИПВ и организаторов фестиваля Индюки таскал по судам журналист И.Смирнов. По ассоциации в интеллигентских кругах была признана виновной в антисемитизме и мракобесии даже Гражданская Оборона, которая тогда еще никак себя не проявила, за вычетом совместных иногда выступлений с ИПВ. Какое-то время у интеллигентов проходила эпидемия уничтожения кассет ГО, Янки и других сибирских панков (ИПВ тогда знали лишь понаслышке и кассет не было). Летов упорствовал в заразе национал-коммунизма, и таки попал в "День", НБП и все возможные черные списки -- не исключено, что это было просто естественной реакцией на такую тоталитарную рецепцию его (невинного, и правда) сообщничества с Ромычем (сам Летов, занимаясь историческим ревизионизмом, утверждает, что был всегда коммунистом и чуть ли не пропагандировал советский строй, но вряд ли это так).
Неумоев, что забавно, никакой эволюции со времен "Убить Жида" не претерпел, оставшись "старым правым" в духе жидоядия и монархизма.
Jedem das seinem.
ИПВ 1980-х было проектом коллективным; песни сочинялись всеми вместе, а ориентированы они были на тот же самый танатофильский протестный экзистенциализм, что и продукты ГО. Разве что, однако, опусы ИПВ были куда сложнее, припев не выделялся (как у Летова) кричалками, и ориентация на поэзию Серебряного Века была у ИПВ куда очевиднее, чем даже у ГО. Записано оно, к сожалению, очень плохо, а по сути совсем не записано -- единственно приличная запись, Конфронтация в Москве, похоже, уничтожена Неумоевым, и самая длинная от нее копия 22 минуты. К счастью, эти песни записала Гражданская Оборона на известном альбоме, правда не все.
Исполнение "Убить Жида" на Индюках было своего рода водоразделом, обозначившим тотальную перемену эстетики и политики ИПВ. Танатофилия осталась, а протест ушел, будучи заменен на густопсовую православную метафизику с монархизмом и в полный рост духовностью; ушел "панк" и вообще тематика панка, а коллективное сочинение песен приобрело характер индивидуального неумоевского. Это привело, разумеется, к почти полной замене репертуара. Начало 1990-х Неумоев провел, то лихорадочно записывая новые и новые альбомы, то не менее лихорадочно их уничтожая. Звук, то ли под диктатом Неумоева, то ли в результате профессионального роста "Джексона" Кокорина, стал жестким, холодным, несмотря на истерию наложенных риффов и атональных соло -- тщательно выстроенным, и напоминал совсем уже не панк, а скорее моторную готику Sisters of Mercy или Fields of the Nephilim; сходство особенно усиливается преобладанием драм-машины и механических ритмов. Все это произошло, вроде бы, зимой 1991-го, которую группа провела в сплошных репетициях.
Записанные песни, хоть и распространялись на кассетах студией Колокол московской рок-лаборатории и другими органами, никакого альбомного оформления не получили; в Колоколе просто писали на кассете "Инструкция по Выживанию" (а записывали туда как раз то, что в 2000-м году, из-за ошибки выпускающей фирмы, превратилось в Смертное). Концептуально оформил их Неумоев только в середине 1990-х, перед выходом части этих записей на -9 Кельвина.
Рилизы ИПВ на -9 Кельвина были (при глубочайшем уважении, которое никак не можно не питать к этому уникальному лэйблу) говеннейшие. Отчасти это связано с халтурным звуком, отчасти -- с ужасающим подбором трэков. В любом случае, мне трудно было объяснить людям, не знакомым с альбомами Колокола 1991-92-го года, почему Инструкция хорошая группа; стандартным ответом было "да, у них отличные песни, но слушать это можно только в исполнении Гражданской Обороны". Видимо, такая реакция публики и привела Неумоева к наложению примерно тогда же вето на летовскую "Инструкцию по Выживанию", которая с тех пор доступна была только у пиратов (хотя сейчас Ромыч и согласен вполне с ее легальным выпуском, смилостивился значит).
Вместе с тем, в записях Инструкции, вышедших в виде магнитоальбомов Колокола 1992-го года было совершенно особое, холодное новаторство, которое оставляло застрявший в 1980-х (хоть и вполне гениальный) летовский альбом далеко за кильватером. ИПВ же, с их метафизическими стихами, готическими гитарами и аурой сопротивления не экзистенциального, не социального, а сопротивления именно что Современности -- были первыми в России представителями право-радикального готического и индустриального направления, на Западе которое представленно группами World Serpent Distribution: Current 93, Death in June и Sol Invictus, а также всевозможными, уже позднее расплодившимися, готическими скинхедами из Cold Meat Industry и Storm Records.
До того, в России самые продвинутые люди делали либо панк (ГО), либо электропоп (Кино, Наутилось), все остальное будучи замешано на традиционном для "развивающихся стран" металле и хард-роке и провинциальном, сыгранном по нотам, прогрессиве. ИПВ были первой готической группой -- и по содержанию текстов, и по тяжелому, холодному гитарному звуку. Но самое главное, конечно, что делало это сочетание абсолютно, запредельно органичным, более даже органичным, чем на Западе -- это тяжелая, вещная, иссушающая страсть к смерти. Песни о смерти собраны на альбоме Смертное; на кассете оно состоит из 9 песен, на компакте была (по ошибке) использована более древняя версия записи, состоявшая из 17-ти. Как оказалось потом, последние 8 песен были "Армия Белого Света", которую Неумоев планировал издавать отдельно. Кассету предоставил Артур Струков, без которого вообще ничего бы не вышло, он очень помог.
Нового альбома концепт получился куда стройнее и логичнее. Первые 9 песен, собственно Смертное, путешествие в страну Танатоса, с красочными призывами к войне и суициду ("Пусть будет война!", "Непрерывный суицид"), с каталогом экзистенциального умирания страны и хабитата ("расстрелянный большевиками кровавый пейзаж", "красный смех гуляет по стране"). Центр этого путешествия -- "Родина-Смерть", где убитая Родина просто-напросто отождествляется со смертью ("это место встречи тех, кто бродил босиком по алмазной ржи" -- здесь любопытна параллель с пейзажами Валинора в версии "Черной книги Арды"). Закончив описание пейзажей царства Смерти, Неумоев переходит к оперативной части: две песни, состоящие из ритуального самооправдания ("да невиновен я", "мир губит вина"). Затем идет "Северная Страна" Крылова и Рыбьякова (с куплетом в середине Неумоева), песня еще тех баснословных времен, когда 3/4 песен Инструкции сочинял Рыбьяков, впоследствии создавший Кооператив Ништяк -- клинически точная, жестокая и безжалостная картина российского по-смертия, сыгранная быстрым рок-н-роллом с жесткими гитарными риффами в духе раннего систер-оф-мерсиевского "Temple of Love" либо "Heartland" (кстати, от бесконечного распева-мантры Эндрью Элдритча "heartland, heartland" не так уж далеко и до скинхедского обезумливания на почве национализма; это скорее удивительно даже, что никто из оккультно-готических групп английских на это не пошел -- видимо, таки английский национализм, в отличие от русского, метафизического смысла не несет).
Замыкается "Смертное" кульминацией его -- "Убить жида", песней настолько же двусмысленной, насколько пронзительно-невнятной. Публика ее интерпретировала, впрочем, однозначно, в духе мистического (а часто и не мистического) антисемитизма. Немиров, стих которого "Убей мента -- чтобы отобрать пистолет" был использован Неумоевым в качестве заготовки, замечает, что Неумоев ослабил текст заменой мента на жида (что не сильно правдоподобно) и поменял фокус заменой отбирания пистолета на его покупку. Последнее имеет забавный психоаналитический момент; дело в том, что Неумоева публика часто обвиняет в еврейских склонностях либо происхождении (см. напр. интервью Русской Правды), Неумоев ведь и правда много занимался бизнесом. То есть коммерческая деятельность ему естественнее, чем грубая сила; здесь понятна становится замена "отобрать" на "купить". Но последнее есть как раз (как принято думать) чисто еврейская тенденция; в смысле, это как раз жиду естественнее покупать, чем отбирать вещи. То есть уже в первой фразе Неумоев (сознательно или нет) отождествляет себя с евреем, к убийству которого он призывает. Дальше по тексту песни "Убить жида" идет прямая аллюзия на Ветхий Завет -- борьбу Израиля с ангелом

Кто борется с богом
За звездным порогом,
Немыслимым богом спасен!

см. похожую интерпретацию этого эпизода у Рильке:

Кого тот ангел победил,
Тот правым, не гордясь собою,
Выходит из такого боя...

Но еврейство (и имя) Израиля было приобретено им как раз в ходе такого боя; таким образом, "убийство жида" понимается как его актуализация. Это опять-таки хорошо согласуется с моментом покупки пистолета; человек, чтобы стать евреем, должен победить ангела, для чего ему нужен пистолет, для чего ему нужно убить еврея, но только еврею может прийти в голову идея покупки пистолета, вместо его приобретения насилием. То есть ни убить жида, ни стать евреем (быть "немыслимо спасенным") невозможно здесь без того, чтобы всегда быть и тем и другим.
В некрофилическом, танатофильском дискурсе (да и вообще в традиционализме, маоизме и других холических учениях) хорошо изучен момент уничтожения как актуализации, а утверждения как отказа; в этом контексте Смертное приобретает вполне связный сюжет. Непрерывный Суицид из актуального становится заданием; следующие песни -- медленный путь к реализации Суицида. "Вина" превращается в приговор; "Невиновен я" (Стая Воронов) из утверждения невиновности превращается в ее отрицание (психоаналитики знают, что неспровоцированное и настойчивое утверждение невиновности означает подсознанием признание вины). Наконец, "Убить жида" становится реализацией Суицида, вынесением смертного приговора виновному.
В версии, попавшей на компакт-диск, за "Убить жида" следует целиком (и по ошибке -- см. выше) туда добавленный альбом Армия Белого Света, отчасти разрешающий жуткий диссонансный некрофильский аккорд, которым заканчивается Смертное. Песни "Армии Белого Света" тоже про смерть, но вместо утверждения Смерти Армия Белого Света занимается ее развенчанием (Смерти Нет). Авторский герой путешествует к Южному Полюсу смерти, через чернеющую, влажную весну, преследуемый стаей воронов, убивает Жида и оказывается на Родине, "месте встречи тех, кто бродил босиком по алмазной ржи"; на фоне черного загорается сочетание красного и белого, крови и света, смерть умирает, и герой приступает к работе в белом, к обретению, через преодоленную смерть, нетварного света.
Номер Смертного по каталогу URCD006; я предлагаю читателю задуматься над эзотерическим смыслом этого.
По стилистике, Армия Белого Света мало отличается от Смертного, что и понятно, поскольку они были записаны на одной точке и в одно время; она, впрочем, медленнее, а тексты песен все до одной жизнеутверждающие.
Позитив вообще року присущ мало, и самостоятельно Армия Белого Света, состоящая почти целиком из религиозных гимнов, так и не была издана; в конце причудливой метафизики Смертного она выглядит до того естественно, что трудно поверить, что это два разных альбома, а не один. К тому же прочему, Армия Белого Света содержит в себе гениальный Осенний Драйв, сочиненный Немировым совместно с другими товарищами (Darling, я не был дома ровно девять с половиной недель) -- пожалуй, лучшая из немировских песен Инструкции (дарлинг был переименован Неумоевым в Таллин). Лейтмотив тюменской всей жизни:

...Темнеет в семь - в воздухе дым,
Жизнь становится точной как страсть.
Глубоководные ночи, прозрачные дни -
Как пружину тебя распрямляет холодный осенний драйв.

Жизнь становится новой как власть,
Мы выживаем, мы не верим, мы ведем непрерывный бой.
Ты помнишь, darling, нам весело было знать,
Что есть сотни тысяч людей, у коих сотни тысяч причин,
Чтоб быть недовольным тобой.


(вместо рецензии на альбом Смертное, УР-Реалист)