Добавлено: 20 май 2005, 19:44
Тут было упомянуто имя Коэльо. Очень кстати. Тот тоже всю молодость, как Летов, искал истину, искал путь, чуть не погиб от увлечения черной магией и сатанизмом, а что теперь? Ангел устал. Comfortably Numb. Что-то произошло, оборвалось внутри. Но что это было? Просветление? Долгая счастливая жизнь? А может, наоборот, как это ни трагично? Cкорее, именно так... Нет, это не освобождение.
А духовная гибель, сдача. Летов поёт наипузатейшие песни про беспонтовый пирожок, а у Коэльо все неизменно заканчивается хэппи-эндом, в основе всего - идея, что каждого человека приведёт к цели его судьба, эти знаки на дороге, черт знает откуда. И - никакой живой человеческой воли... Бездушность, густо облепленная разноцветностями и бесполезностями.
Иллюстрацией послужит финал романа Замятина "Мы"
День. Ясно. Барометр 760.
Неужели я, Д-503, написал эти двести двадцать страниц? Неужели я
когда-нибудь чувствовал -- или воображал, что чувствую это?
Почерк -- мой. И дальше -- тот же самый почерк, но -- к счастью, только
почерк. Никакого бреда, никаких нелепых метафор, никаких чувств: только
факты. Потому что я здоров, я совершенно, абсолютно здоров. Я улыбаюсь -- я
не могу не улыбаться: из головы вытащили какую-то занозу, в голове легко,
пусто. Точнее: не пусто, но нет ничего постороннего, мешающего улыбаться
(улыбка -- есть нормальное состояние нормального человека).
Факты -- таковы. В тот вечер моего соседа, открывшего конечность
Вселенной, и меня, и всех, кто был с нами -- взяли в ближайший аудиториум
(нумер аудиториума -- почему-то знакомый: 112). Здесь мы были привязаны к
столам и подвергнуты Великой Операции.
На другой день я, Д-503, явился к Благодетелю и рассказал ему все, что
мне было известно о врагах счастья. Почему раньше это могло мне казаться
трудным? Непонятно. Единственное объяснение: прежняя моя болезнь (душа).
Вечером в тот же день -- за одним столом с Ним, с Благодетелем -- я
сидел (впервые) в знаменитой Газовой Комнате. Привели ту женщину. В моем
присутствии она должна была дать свои показания. Эта женщина упорно молчала
и улыбалась. Я заметил, что у ней острые и очень белые зубы и что это
красиво.
Затем ее ввели под Колокол. У нее стало очень белое лицо, а так как
глаза у нее темные и большие -- то это было очень красиво. Когда из-под
Колокола стали выкачивать воздух -- она откинула голову, полузакрыла глаза,
губы стиснуты -- это напомнило мне что-то. Она смотрела на меня, крепко
вцепившись в ручки кресла, -- смотрела, пока глаза совсем не закрылись.
Тогда ее вытащили, с помощью электродов быстро привели в себя и снова
посадили под Колокол. Так повторялось три раза -- и она все-таки не сказала
ни слова. Другие, приведенные вместе с этой женщиной, оказались честнее:
многие из них стали говорить с первого же раза. Завтра они все взойдут по
ступеням Машины Благодетеля.
Откладывать нельзя -- потому что в западных кварталах -- все еще хаос,
рев, трупы, звери и -- к сожалению -- значительное количество нумеров,
изменивших разуму.
Но на поперечном, 40-м проспекте удалось сконструировать временную
Стену из высоковольтных волн. И я надеюсь -- мы победим. Больше: я уверен --
мы победим. Потому что разум должен победить.
Rust in Peace
А духовная гибель, сдача. Летов поёт наипузатейшие песни про беспонтовый пирожок, а у Коэльо все неизменно заканчивается хэппи-эндом, в основе всего - идея, что каждого человека приведёт к цели его судьба, эти знаки на дороге, черт знает откуда. И - никакой живой человеческой воли... Бездушность, густо облепленная разноцветностями и бесполезностями.
Иллюстрацией послужит финал романа Замятина "Мы"
День. Ясно. Барометр 760.
Неужели я, Д-503, написал эти двести двадцать страниц? Неужели я
когда-нибудь чувствовал -- или воображал, что чувствую это?
Почерк -- мой. И дальше -- тот же самый почерк, но -- к счастью, только
почерк. Никакого бреда, никаких нелепых метафор, никаких чувств: только
факты. Потому что я здоров, я совершенно, абсолютно здоров. Я улыбаюсь -- я
не могу не улыбаться: из головы вытащили какую-то занозу, в голове легко,
пусто. Точнее: не пусто, но нет ничего постороннего, мешающего улыбаться
(улыбка -- есть нормальное состояние нормального человека).
Факты -- таковы. В тот вечер моего соседа, открывшего конечность
Вселенной, и меня, и всех, кто был с нами -- взяли в ближайший аудиториум
(нумер аудиториума -- почему-то знакомый: 112). Здесь мы были привязаны к
столам и подвергнуты Великой Операции.
На другой день я, Д-503, явился к Благодетелю и рассказал ему все, что
мне было известно о врагах счастья. Почему раньше это могло мне казаться
трудным? Непонятно. Единственное объяснение: прежняя моя болезнь (душа).
Вечером в тот же день -- за одним столом с Ним, с Благодетелем -- я
сидел (впервые) в знаменитой Газовой Комнате. Привели ту женщину. В моем
присутствии она должна была дать свои показания. Эта женщина упорно молчала
и улыбалась. Я заметил, что у ней острые и очень белые зубы и что это
красиво.
Затем ее ввели под Колокол. У нее стало очень белое лицо, а так как
глаза у нее темные и большие -- то это было очень красиво. Когда из-под
Колокола стали выкачивать воздух -- она откинула голову, полузакрыла глаза,
губы стиснуты -- это напомнило мне что-то. Она смотрела на меня, крепко
вцепившись в ручки кресла, -- смотрела, пока глаза совсем не закрылись.
Тогда ее вытащили, с помощью электродов быстро привели в себя и снова
посадили под Колокол. Так повторялось три раза -- и она все-таки не сказала
ни слова. Другие, приведенные вместе с этой женщиной, оказались честнее:
многие из них стали говорить с первого же раза. Завтра они все взойдут по
ступеням Машины Благодетеля.
Откладывать нельзя -- потому что в западных кварталах -- все еще хаос,
рев, трупы, звери и -- к сожалению -- значительное количество нумеров,
изменивших разуму.
Но на поперечном, 40-м проспекте удалось сконструировать временную
Стену из высоковольтных волн. И я надеюсь -- мы победим. Больше: я уверен --
мы победим. Потому что разум должен победить.
Rust in Peace