Владимир Маво
Впервые я повстречался с ОБОРОНОЙ в Харькове, на Харьковском фестивале, не помню, по-моему, на 7-м. Выступали там ЧАЙФ, ВВ – просто на уши зал поставили – КАЛИНОВ МОСТ, а уже после них – ОБОРОНА. Вышел какой-то ведущий, вроде, президент Рок-Клуба и говорит после всех этих монстров: «А сейчас вообще держитесь!», типа того, и все так испугались, – тишина была просто! А Летов – ну, как обычно… Вот мое ощущение (я их первый раз услышал вживую) – меня придавило очень сильно: «у-у-у-у» такое, «ж-ж-ж-ж»… Первый раз панк-рок вживую слышал… А я все это время находился за кулисами, как человек приглашенный, свой, короче, и какой-то стоял там человек такой узнаваемый, постоянно на концертах был, у него была такая борода, волосы, зачесанные в пучок, и вот он стоял, а еще там рок-критики всякие, и как раз МОСТ играл, и один критик говорит: «О, вот это круто, это классно», а этот мужик: «Да ну, да говнюки они, накласть на них». И как раз ОБОРОНА вышла, и мужик говорит: «Вот эти вот панки – они и то лучше, честнее и глубже…» А потом ОБОРОНА отыграла, и, естественно, спела эту песню свою, «Все Идет По Плану» – причем с этим «заебись» со своим – и пошли в гримерку свою, ну и я за ними пошел. И тут залетает какой-то разъяренный молодой человек, ну, знаешь, такой узнаваемый Комсомольский Деятель, и на Летова налетел, орет: «Ах ты, урод!» Янка тоже стоит, кулачки сжала, смотрит, – у них с Летовым контакт такой был, незримый. И этот Деятель: «Да ты мудак, ты меня унизил своими текстами, своим видом, да ты вообще!»… А Летов: «Ну, простите меня… А что вам не понравилось?» – «Да ты!… Да вообще!» – «А что вам, мат не понравился? Ну, что вам ответить? Мат – это часть языка, может быть, самая яркая…» Выступил, как профессор, речь была незабываемая. Комсомолец этот аж присел, начал тухнуть: «Ну что вы, – говорит Летов, – если вы читали в подлиннике произведения английских авторов, так там у них мат нескрываемый…». Дошел, вообще, до самых этих латов, что на латинском там тоже везде маты, все такое… «Вот, – говорит, – у нас, получается, секса нет, все болезни от секса, понимаете? И с матом то же самое…». А этот Деятель уже совсем в комочек сжался, говорит: «А вы кто?». Летов: «В каком смысле?» – «Да по образованию». «Никто, – говорит, – 10 классов…» – «Да?» – говорит комсомолец этот. – А я историк!» И тут же начинает ретироваться: «Все равно, вы такой образованный человек…» А я приезжал ОБОРОНУ приглашать в Симферополь от комсомола как раз, я говорю: «Ну, вот я отлично вас понимаю, потому что с одной стороны человек такой, а с другой стороны – нас работа обязывает и положение вот так смотреть на эту жизнь…» Он: «Ха! Да что вы знаете о комсомоле?!» – Я говорю: «Да я в нем работаю!». И тут в это время залетают эти местные устроители и говорят ему: «Да ты вообще козел, да ты только за взятки, да ты то-то, и то-то!!!»… И все. А когда в Симферополь они приехали, когда пьянка началась после концерта, Летов вспомнил: «Да, а в Харькове тогда классно получилось». А после ОБОРОНЫ тогда выступали ГПД, и тогда, собственно, Летов с Чернецким познакомились…* А я сам крымский и, как один из устроителей концерта в Симферополе, могу рассказать… Встретись мы как-то с Фирсовым в Петербурге, и он говорит: «Слушай, тут ребята, надо бы им концерт устроить...» Я говорю: «Сколько стоит?» – Он говорит: «Ну, по пятере на нос, нормально». И решили мы концерт устроить. Состоялся он 22 апреля 1989 года в ДК областного УВД. Пришел я к начальнику ДК и говорю: «Давайте концерт устроим – сейчас же модно это, весна, комсомол…» Он говорит: «Ой, давайте! Денег с этого заработаем… А что за группа?» – «ГРАЖДАНСКАЯ ОБОРОНА, – говорю, – и Янка». – «А что они такое поют?». А у меня их литовки были, я их ему даю, а там «Ленин», «Мавзолей», еще чего-то… Он не дочитал, говорит: «О! Нормально! А что за группа?» – «Ну, – говорю, – вот, патриотические песни поют». – «Ну, давай, два концерта, – пожалуйста!» Подписал договор… Ну, в первый же концерт ДК разнесли – ни одной щепочки не осталось… Проданы были все билеты, за два часа до концерта пришли местные панки в тяжелых ботинках – чуть ли не в горнолыжных! – и начали вышибать двери, и там в зал, который вмещал человек 400-500, набилось, ну, не знаю, полторы тысячи. А в то же время были любера, и вот симферопольские любера пришли к людям, продававшим билеты, и говорят: «Все, товарищи, кранты: всех на ремни порежем, ремни снимем», короче, побоище намечалось конкретное. Ну и я, как устроитель, смотрю – где наряд? А там два таких калеки стоят, с палочками. Я спрашиваю: «А где наряд?» Они говорят: «Вот, мы наряд». Пошел я в отделение милиции, говорю: «Вы знаете, что у вас тут творится под боком, в ДК УВД?» – «А что?» – спрашивают. «Концерт», – говорю. «А, – говорят, – нормально» – «ГРАЖДАНСКАЯ ОБОРОНА», – говорю. «Ну и что?» – «Да вы что, – говорю, – с ума сошли? Сейчас у вас здесь будет такое! Снимайте все наряды свои, присылайте, потому что будет битва просто!» – «Какая битва? У нас в районах преступность». – «Давайте, – говорю, – всех снимайте и гоните в центр!» Они побежали смотреть, только из отделения вышли – метров 35 до зала – а там уже тучи такие клубятся… Но так все мирно прошло – пришло человек 20 этих люберов, ну, и тысяча остальных… любителей творчества. А Аркашу они тогда сильно избили. Я помню, сначала Янка на него просто села, он лежал на земле, а она его бьет затылком об землю: «Куда, – говорит, – собрался?» Аркаша пытался пойти к девушкам в общежитие… А дело было так: негде было спать, Фирсов там какую-то бабу схватил, унес к себе, а Аркаше не было места. Он лег на полу в фирсовском номере, а потом проснулся – и обоссал их обоих… Тогда Янка с Джеффом его и отмудохали. Он проснулся – у него очки были маленькие, а синяки были большие, и, когда он надел очки, они все равно синяки не закрывали… А поскольку все места были заняты, мы спали с Янкой, и она меня, я так думаю, к утру провоцировала… Еще как раз в ту ночь, пока еще Янкино место было свободно, я не спал, вот и слышал такой разговор Джеффа и Егора, очень такой серьезный. Я при этом сидел, прикалывался там, засыпал, просыпался, – а Джефф кидал предъяву, то есть совершенно конкретно он говорил: «Егор, ну на хуя ты все это делаешь?». А тот сидит такой тупиковый: «Вот, рок-н-роллу конец… Конец рок-н-роллу…» В такой медитации. «Ну на фига, зачем ты все это делаешь? Я тебя люблю, я все время на тебя хотел быть похожим, я за тобой пошел по твоему пути – а ты оказался просто какой-то приманкой»… А Егор такой: «О, да-да… Рок-н-ролл… Рок-н-ролл мертв…». А на следующий день после концерта – там ярмарка в городе, она бывает два раза в год, как раз перед майскими была праздниками, – закрывается весь центр, везде жарят шашлыки, приезжают колхозы, продают свою продукцию – все, короче, пьяные. А у Джеффа что-то такое с ногой случилось, он бил Аркашу так, что у него нога отнялась. И вот мы идем с Фириком, и Фирик говорит: «О! Смотри!» – а там, значит, Летов, на него облокотился с одной стороны Джефф, с другой – Аркаша с этими синяками больше очков, и Янка с ними, все в таких черных засаленных одеждах. И в это время со всех сторон крики: «Слава ГРАЖДАНСКОЙ ОБОРОНЕ!» А что касается Янки, – там местный симферопольский панк взял ее на руки, поднес ко мне и отдал ее мне. Я не знал, что делать с Янкой, и поэтому она уехала дальше. Засветилось еще в памяти – после того, как выступили и ночь пробухали, на следующий день я должен был уезжать куда-то по каким-то своим делам. Солнце было, и помню, мы стоим – Симферополь, старый район, одноэтажные дома скифской еще постройки. Я выхожу, мне уезжать, оглянулся, посмотрел на это все, а Янка говорит: «И так бывает, Вович…» Она называла меня «Вовичем» – грустная такая рыжая девчонка с такими мохнатыми ресницами… Потом я встретил Джеффа, Джефф сказал: «Янка умерла». Я спрашиваю: «Сама, что ли, умерла?» – «Ну, как, – говорит, – в каком-то плане. Покончила с собой». 18.05.1998 Санкт-Петербург. *Речь идет о II фестивале Харьковского городского рок-клуба «Рок Против Сталинизма», который проходил с 24 по 27 февраля 1989 года. ГО выступали 26-го февраля. Хотя непосредственного отношения к Янке нижеследующий текст не имеет, стоит процитировать мнение очевидца «с харьковской стороны»: Из статьи: «Заповедник застоя… Харьковская оттепель» «ГРАЖДАНСКАЯ ОБОРОНА дала просраться всем без слабительного. В Харькове как-то так сложилось, что панком и пост-панком считается что угодно – ТОВАРИЩ, РАБФАК, даже, прости Господи, ФАБРИКА. Послушав ГО, этот вопрос можно решить, наконец, однозначно: настоящий панк в Харькове пока не прописывался. Правда, я не уверен, что большинство публики получило от ГО кайф, скорее – шок. (...) Программа ГО короткая, невероятно энергичная, семь песен за пятнадцать минут, в том числе такие дивные номера, как «Тоталитаризм», «Лед Под Ногами Майора», и апофеоз – коронный хит «Все Идет По Плану», где на традиционный панк-забой неожиданно накладывается красивый ритмико-мелодический ход. Вот только с кодой у ГО беда. (...) Я, кстати, никак не уразумел, почему официоз так отозвался о ГО за то, что они спели «При коммунизме все будет заебись». Во-первых, концерт вечерний, дети малые уже спали, а все присутствовавшие с этими выражениями давно знакомы. (…) Во-вторых, не вышел же Егор Летов просто так и не стал материть нас в микрофон, мол, вы суки гребаные и херы траханные; слово было употреблено строго по контексту, а ведь известно, что классики писали про блядей и всякое такое, и никто их не поносит, скорее, наоборот. Вот если б ГО спели, что «при коммунизме все будет хуево», тут я понимаю, тут можно политику пришить, что они любят делать, когда аргументы ёк. А так, думаю, товарищи номенклатурные просто не согласны с тем, что при коммунизме все будет заебись, то есть в кайф, так что пусть сначала со своими убеждениями разберутся. Егор-то в коммунизм верит, судя по всему… Можно, конечно, в дополнение к вышеизложенному порассуждать о лингвистической революции, которая неизбежно сопровождает социальные реформы и демократизацию общества, а, следовательно, и языка; когда в литературную речь включаются сленги и жаргонные наречия отдельных слоев и групп населения (пример – легализация в конце 60-х в литературном английском языке слов «fuck» и «shit»). Это вопрос сложный, но предполагает наличие у оппонента хотя бы минимальных знаний по структурной лингвистике, социальной истории и многим другим «умным дисциплинам», а в противном случае превращается в метание бисера перед известными домашними животными. Даи как на таком уровне дискутировать с пиджачно-галстучными привидениями, орущими в кулуарах: «Ёбаные козлы, кто им, блядь, позволил, педерастам, материться на сцене!» С. «Дед Бабай» Олейник. «Рок-н-Ролльная Харьковщина» № 1/1989.