Алексей «Полковник» Хрынов
Знакомство у меня с Янкой состоялось в Питере. Я приехал к Сереже Фирсову, это мой друг очень близкий, и так получилось, что мы пошли к нему ночевать, и две девушки были из Сибири – Аня и Яна. Я понятия не имел тогда, что она поет, делает что-то – ну, просто девчонки какие-то и девчонки… Поехали к нему, выпили, просто было весело, смешно – там не было никакого секса естественно, ничего – просто пообщались. Классные такие девчонки, из Сибири, я еще помню присказку: «Мы девки помойно-мусорные, панки-хиппушки…» – такое что-то. Просто было весело, заводно так. Потом я узнал, что Янка поет – со своими ОКТЯБРЯМИ… Потом меня пригласили на фестиваль в Новосибирск, мы там играли и там же познакомились с Егором Летовым, и часто уже встречались потом в Питере, на квартирах, где мы все жили – приезжие музыканты. Там они всегда находились и находятся до сих пор, эти квартиры, где мы жили все вместе, общались… Какие-то эпизоды конкретные – они не всплывают, почему-то. В Нижнем у них был концерт, они приехали и жили, по-моему, у меня – у меня тогда была своя квартира, ни детей, ни жен, и вот они жили у меня. Я не знаю, кому тогда пришла мысль их в Нижний вытащить – я никогда этим не занимался, и боюсь, что никогда не займусь, но как-то уже недели за две до того я узнал, что играю вместе с ними в Политехе. Мы тогда здорово напились с Чижом перед концертом – мы тогда уже с ним играли, ПОЛ-ГПД… Тогда было два концерта – в первый день, вот когда мы напились, мы играли группой, а за нами Янка и Егор,– и мы тогда очень серьезно наглуздались, и первый концерт был отвратительный просто. А второй нормальный; на второй день мы пришли уже все такие виноватые, и сперва Чиж вышел с гитарой один, потом я с гитарой один – и потом Яна и Егор. Тогда поломали весь зал очень здорово, – зрители поломали, не мы. И тогда сказали, что в Политехе рок-концертов больше не будет… И я помню, после концерта, когда все закончилось, мы пошли… У меня друг тогда работал в «Пять Минут», было такое кафе на Свердловке, «горячие бутерброды», – и вот он нам наложил этих горячих бутербродов на большой поднос, вторым прикрыл, – и мы поехали домой, разогрели это все и все это ели, нам было так в кайф – без вина совершенно, без всего – просто спокойно отдыхали. Было просто спокойное нормальное человеческое общение, совсем не музыкантское. Я не могу сказать, что Яна была человеком каким-то депрессивным или каким-то там еще – нет, веселая, хорошая девчонка, заводная. Нормальная, абсолютно нормальная – именно то, что называется «нормальным» в понятии любого человека. И, когда случалось играть в каких-то сборных концертах – ощущение просто очень хорошее. И вот Яна – в жизни она очень не соответствовала тому, что делала на сцене – в моем понимании, конечно. На сцене она рвалась вот так очень здорово, а при этом в жизни была совершенно спокойным человеком. И, когда мне сказали, что случилась с ней вот эта вот беда, – я даже не знаю, как это определить… Я не верю, что это было самоубийство. А вообще, знаешь, ощущение от нее, впечатление, – что это как раз та самая женщина, о которой говорят: «коня на скаку» и «в горящую избу» – вот это она и есть. Такая нормальная русская баба… Февраль 1999, Нижний Новгород.