«Не плачьте, когда…»
Мир Янки
Двадцатичетырехлетняя певица из Новосибирска Яна Дягилева пропала 9 мая прошлого года. 13 мая * ее тело было найдено на берегу одного из притоков Оби. Экспертиза констатировала самоубийство. В 1989 году самиздатовский журнал «УРлайт» писал о ней: «Янка - Яна Дягилева. Хипповая девчонка, каталась по стране, писала стихи. Под влиянием Егора Летова стала серьезно петь. Одно время пыталась стать бас-гитаристкой ГРАЖДАНСКОЙ ОБОРОНЫ. К лету 88-го года в Тюмени ею был записан альбом Деклассированным Элементам в виде импровизированной группы Янка + Летов: бас, гитара и ударные. Альбом - лирическое кантри, драматизированное вкраплениями мрачных аранжировок. Вокал - балладно-кантровый, ложится на резкую панк-основу и звучит, как если бы в STOOGES пел не Игги Поп, а Дженис Джоплин». Надо сказать, что мне она и внешне напоминала Дженис Джоплин - длинные рыжеватые волосы, закрытые при пении глаза, не говоря уже о не по-женски (хотя большинство ее композиций написано в форме плача) жесткой, экспрессивной подаче. Интонации, мелодика восходили, безусловно, к русской фольклорной традиции. Во многом прослеживалось подражание Александру Башлачеву - в интонационной подаче, использовании приема поэтической антитезы, образности. С его мыслями, его образами Яна вступала в непрямой диалог. Ужесточала их, вовсе не оставляя надежды на избавление. Например, для Башлачева «восьмой круг» - покой, забвение, бессмертие. Искривленным эхом прозвучит у Янки: «Восьмого вывели на круг» - и это будет уже уничтожением, убийством. Башлачев напишет о Петербурге: «Ты сводишь мост зубов под рыхлой штукатуркой, но купол лба трещит от гробовой тоски». Янка пропоет о себе: «Зовет косая доска. Я - у дверного глазка». Конечно, Янка относится к другому поколению, иной культуре. Ее взаимоотношения с миром разительно отличаются от Сашиных. Самостоятельности и мышления ей не занимать. Ее мир - Мертвая зона, запустение, разорение, распавшаяся связь времен. В гнилостном урбанизированном милитаризованном мире гибнет все, в чем сохранились хотя бы крошечные признаки жизни. Живое должно уподобиться мертвому («по близоруким глазам, не веря глупым слезам, ползет конвейер песка»), или ему не суждено выжить. «Нечто» сотрет тебя в пыль. Оно состоит из режимов, отделов, стен, клеток, сапог, машин -вполне узнаваемых реалистичных подробностей. Но при этом наделено почти Мистической силой - как существа из американских триллеров или фантастаческих фильмов. В них последние оставшиеся в живых на земле люди ведут бесконечный бой с созданными ими самими киборгами. Персонажи Янкиных песен выбирают неподчинение, предпочтя достойную смерть жалкому выживанию:
«Мы должны уметь за две секунды зарываться в землю,
Чтоб остаться там лежать,
Когда по нам поедут серые машины,
Увозя с собою тех,
Кто не умел и не хотел в грязи валяться».
Песни Яны передают состояние человека, живущего в предчувствии близящегося конца, забившегося в угол, в маленькую черную сырую нору: «Домо-о-й!» Ничего хорошего никогда больше не будет: ни утра, ни росы, ни солнышка («и радоваться солнышку и дождичку... в четверг»). Остались только обрывки детских воспоминаний - песенок, страшилок, дразнилок. Обрученные со взрослой жизнью, иным опытом, они порождают новое, страшное качество:
«Иду я на веревочке,
Вздыхаю на ходу.
Доска моя кончается,
Сейчас я упаду - под ноги,
Под колеса,
Под тяжелый молоток.
Все - с молотка.
О, продана смерть моя. Продана».
В Янкиных песнях - подсознание ребенка, выросшего «под каблуком потолка». «Продравшим веки кротам видна ошибка ростка», - было сказано в ее песне. Ошибка ростка в том, что и на этот раз он умудрился народиться на российской почве, известной своей смертоносной любовью к Поэтам.
М. Тимашева, «Кругозор», Москва, 1/92 г.
* Так в статье